Василий Шукшин - Алеша Бесконвойный.pdf

(79 KB) Pobierz
Василий Шукшин. Алеша Бесконвойный
---------------------------------------------------------------
Spellchecked by Tatyana Andrushenko (1 Oct 1998)
---------------------------------------------------------------
Его звали-то не Алеша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его
Алешей Бесконвойным. А звали его так вот за что: за редкую в наши дни
безответственность, неуправляемость. Впрочем, безответственность его не
простиралась беспредельно: пять дней в неделе он был безотказный работник,
больше того -- старательный работник, умелый (летом он пас колхозных коров,
зимой был скотником -- кочегарил на ферме, случалось -- ночное дело --
принимал, телят), но наступала суббота, и тут все: Алеша выпрягался, Два дня
он не работал в колхозе: субботу и воскресенье. И даже уж и забыли, когда
это он завел такой порядок, все знали, что этот преподобный Алеша "сроду
такой" -- в субботу и воскресенье не работает- Пробовали, конечно, повлиять
на него, и не раз, но все без толку. Жалели вообще-то: у него пятеро
ребятишек, из них только старший добрался до десятого класса, остальной
чеснок сидел где-то еще во втором, в третьем, в пятом... Так и махнули на
него рукой. А что сделаешь? Убеждай его, не убеждай -- как об стенку горох.
Хлопает глазами... "Ну, понял, Алеша?" -- спросят. "Чего?" -- "Да нельзя же
позволять себе такие вещи, какие ты себе позволяешь! Ты же не на фабрике
работаешь, ты же в сельском хозяйстве! Как же так-то? А?" -- "Чего?" --
"Брось дурачка из себя строить! Тебя русским языком спрашивают: будешь в
субботу работать?" -- "Нет. Между прочим, насчет дурачка -- я ведь могу
тоже... дам в лоб разок, и ты мне никакой статьи за это не найдешь. Мы тоже
законы знаем. Ты мне оскорбление словом, я тебе -- в лоб: считается --
взаимность". Вот и поговори с ним. Он даже на собрания не ходил в субботу.
Что же он делал в субботу?
В субботу он топил баню. Все. Больше ничего. Накалял баню, мылся и
начинал париться. Парился, как ненормальный, как паровоз, по пять часов
парился! С отдыхом, конечно, с перекуром... Но все равно это же какой надо
иметь организм! Конский?
В субботу он просыпался и сразу вспоминал, что сегодня суббота. И сразу
у него распускалась в душе тихая радость. Он даже лицом светлел. Он даже не
умывался, а шел сразу во двор -- колоть дрова.
У него была своя наука -- как топить баню. Например, дрова в баню шли
только березовые: они дают после себя стойкий жар. Он колол их аккуратно, с
наслаждением...
Вот, допустим, одна такая суббота.
Погода стояла как раз скучная -- зябко было, сыро, ветрено -- конец
октября. Алеша такую погоду любил. Он еще ночью слышал, как пробрызнул
дождик -- постукало мягко, дробно в стекла окон и перестало. Потом в верхнем
правом углу дома, где всегда гудело, загудело -- ветер наладился. И ставни
пошли дергаться. Потом ветер поутих, но все равно утром еще потягивал --
снеговой, холодный.
Алеша вышел с топором во двор и стал выбирать березовые кругляши на
расколку. Холод полез под фуфайку... Но Алеша пошел махать топориком и
согрелся.
Он выбирал из поленницы чурки потолще... Выберет, возьмет ее, как
поросенка, на руки и несет к дровосеке.
-- Ишь ты... какой, -- говорил он ласково чурбаку. -- Атаман какой...
-- Ставил этого "атамана" на широкий пень и тюкал по голове.
Скоро он так натюкал большой ворох... Долго стоял и смотрел на этот
ворох. Белизна и сочность, и чистота сокровенная поленьев, и дух от них --
свежий, нутряной, чуть стылый, лесовой...
Алеша стаскал их в баню, аккуратно склал возле каменки, Еще потом будет
момент -- разжигать, тоже милое дело. Алеша даже волновался, когда разжигал
в каменке. Он вообще очень любил огонь.
Но надо еще наносить воды. Дело не столько милое, но и противного в том
ничего нет. Алеша старался только поскорей натаскать. Так семенил ногами,
когда нес на коромысле полные ведра, так выгибался длинной своей фигурой,
чтобы не плескать из ведер, смех смотреть. Бабы у колодца всегда смотрели. И
переговаривались.
-- Ты глянь, глянь, как пружинит! Чисто акробат!..
-- И не плескает ведь!
-- Да куда так несется-то?
-- Ну, баню опять топит...
-- Да рано же еще!
-- Вот весь день будет баней заниматься. Бесконвойный он и есть...
Алеша.
Алеша наливал до краев котел, что в каменке, две большие кадки и еще в
оцинкованную ванну, которую от купил лет пятнадцать назад, в которой по
очереди перекупались все его младенцы. Теперь он ее приспособил в баню, И
хорошо! Она стояла на полке, с краю, места много не занимала -- не мешала
париться, -- а вода всегда под рукой. Когда Алеша особенно заходился на
полке, когда на голове волосы трещали от жары, он курял голову прямо в эту
ванну.
Алеша натаскал воды и сел на порожек покурить. Это тоже дорогая минута
-- посидеть покурить. Тут же Алеша любил оглядеться по своему хозяйству в
предбаннике и в сарайчике, который пристроен к бане -- продолжал предбанник.
Чего только у него там не было! Старые литовки без черенков, старые грабли,
вилы... Но был и верстачок, и был исправный инструмент: рубанок, ножовка,
долота, стамески... Это все на воскресенье, это завтра он тут будет
упражняться.
В бане сумрачно и неуютно пока, но банный терпкий, холодный запах
разбавился уже запахом березовых поленьев -- тонким, еле уловимым -- это
предвестье скорого праздника. Сердце Алеши нет-нет да и подмоет радость --
подумает: "Сча-ас". Надо еще вымыть в бане: даже и этого не позволял делать
Алеша жене -- мыть. У него был заготовлен голичок, песочек в баночке...
Алеша снял фуфайку, засучил рукава рубахи и пошел пластать, пошел драить.
Все перемыл, все продрал голиком, окатил чистой водой и протер тряпкой.
Тряпку ополоснул и повесил на сучок клена, клен рос рядом с баней. Ну,
теперь можно и затопить, Алеша еще разок закурил... Посмотрел на хмурое
небо, на унылый далекий горизонт, на деревню... Ни у кого еще баня не
топилась. Потом будут, к вечеру, на скорую руку, кое-как, пых-пых... Будут
глотать горький чад и париться, Напарится не напарится -- угорит, придет,
хлястнется на кровать, еле живой, и думает, это баня, Хэх!..
Алеша бросил окурок, вдавил его сапогом в мокрую землю и пошел топить.
Поленья в каменке он клал, как и все кладут: два -- так, одно -- так,
поперек, а потом сверху. Но там -- в той амбразуре-то, которая
образуется-то, -- там кладут обычно лучины, бумагу, керосином еще навадились
теперь обливать, -- там Алеша ничего не клал: то полено, которое клал
поперек, он еще посередке ершил топором, и все, и потом эти заструги
поджигал -- загоралось. И вот это тоже очень волнующий момент -- когда
разгорается, Ах, славный момент!
Алеша присел на корточки перед каменкой и неотрывно смотрел, как огонь,
сперва маленький, робкий, трепетный, все становится больше, все надежней.
Алеша всегда много думал, глядя на огонь. Например: "Вот вы там хотите,
чтобы все люди жили одинаково... Два полена и то сгорают неодинаково, а вы
хотите, чтоб люди прожили одинаково!" Или еще он сделал открытие: человек,
помирая, в конце в самом, -- так вдруг захочет жить, так обнадеется, так
возрадуется какому-нибудь лекарству!.. Это знают. Но точно так и палка
любая: догорая, так вдруг вспыхнет, так озарится вся, такую выкинет шапку
огня, что диву даешься: откуда такая последняя сила?
Дрова хорошо разгорелись, теперь можно пойти чайку попить. Алеша умылся
из рукомойника, вытерся и с легкой душой пошел в дом. Пока он занимался
баней, ребятишки, один за одним, ушлепали в школу. Дверь -- Алеша слышал --
то и дело хлопала, и скрипели воротца. Алеша любил детей, но никто бы
никогда так не подумал, что он любит детей: он не показывал. Иногда он
подолгу внимательно смотрел на какого-нибудь, и у него в груди ныло от любви
и восторга. Он все изумлялся природе: из чего получился человек?! Ведь не из
чего, из малой какой-то малости. Особенно он их любил, когда они были еще
совсем маленькие, беспомощные. Вот уж, правда что, стебелек малый: давай
цепляйся теперь изо всех силенок, карабкайся. Впереди много всякого будет --
никаким умом вперед не скинешь. И они растут, карабкаются. Будь на то
Алешина воля, он бы еще пятерых смастерил, но жена устала. Когда пили чай,
поговорили с женой.
-- Холодно как уж стало. Снег, гляди, выпадет, -- сказала жена.
-- И выпадет. Оно бы и ничего, выпал-то, на сырую землю.
-- Затопил?
-- Затопил.
-- Кузьмовна заходила... Денег занять.
-- Ну? Дала?
-- Дала. До среды, говорит, а там, мол, за картошку получит...
-- Ну и ладно. -- Алеше нравилось, что у них можно, например, занять
денег -- все как-то повеселей в глаза людям смотришь. А то наладились:
"Бесконвойный, Бесконвойный". Глупые. -- Сколько попросила-то?
-- Пятнадцать рублей. В среду, говорит, за картошку получим...
-- Ну и ладно. Пойду продолжать.
Жена ничего не сказала на это, не сказала, что иди, мол, или еще чего в
таком духе, но и другого чего тоже не сказала. А раньше, бывало, говорила,
до ругани дело доходило: надо то сделать, надо это сделать -- не день же
целый баню топить! Алеша и тут не уступил ни на волос: в субботу только
баня. Все. Гори все синим огнем! Пропади все пропадом! "Что мне, душу свою
на куски порезать?!" -- кричал тогда Алеша не своим голосом. И это испугало
Таисью, жену. Дело в том, что старший брат Алеши, Иван, вот так-то
застрелился. А довела тоже жена родная: тоже чего-то ругались, ругались, до
того доругались, что брат Иван стал биться головой об стенку и
приговаривать: "Да до каких же я пор буду мучиться-то?! До каких?! До
каких?!" Дура жена вместо того, чтобы успокоить его, взяла да еще
подъелдыкнула: "Давай, давай... Сильней! Ну-ка, лоб крепче или стенка?" Иван

Plik z chomika:

Inne pliki z tego folderu:

Inne foldery tego chomika:

Zgłoś jeśli naruszono regulamin